В Приморском крае сформирован новый созыв Общественной наблюдательной комиссии (ОНК), контролирующей обеспечение прав человека в местах принудительного содержания. Ее состав обновился практически на 80%, а численность комиссии сократилась с 37-ми до 26-ти человек. Старт работы ОНК пришелся на непростой период, когда в регионе действует масса ограничений в связи с распространением новой коронавирусной инфекции. О том, чем занимается комиссия в этих условиях, с какими сложностями столкнулись правозащитники, как учреждения ФСИН защищаются от SARS-CoV-2, а также о планах работы ИА PrimaMedia побеседовало с председателем ОНК Приморского края Владимиром Найдиным.
— Сформирован новый состав ОНК. Как его оцениваете?
— Это уже пятый созыв Общественной наблюдательной комиссии Приморского края. Первый созыв был в 2009-м году. И вот пошло-пошло-пошло. В каждый созыв набирается достаточно большое количество людей. Около 60-70% — люди очень активные, которые не понаслышке знают проблемы с правами человека в местах лишения свободы, хотят этим заниматься.
Мы начали работать с 7 апреля, провели собрание. В ОНК идут люди от общественных организаций – как краевых, так и межрегиональных, как и всероссийских. На самом деле люди приходят достаточно активные и достойные. Простых случайных, как правило, не бывает, потому что люди понимают, что здесь приходится работать, причем иногда морально очень тяжело. Когда идет поток жалоб, обращений, и ты видишь, что действительно у людей накипело как у заключенных, так и у родственников. На любое обращение надо реагировать, даже если мы не можем помочь, то, по крайней мере, можем дать совет, куда людям можно обратиться.
В ОНК представители разных организаций, в том числе представители Совета общественных наблюдательных комиссий (СОНК) – есть такая некоммерческая организация, я ее представляю. Мы давно занимаемся вопросами ресоциализации осужденных, оказываем консультативную и юридическую помощь, причем бесплатно. Еще одна наша фишка – это содействие в образовании членов ОНК как в Приморском крае, так и в других регионах Российской Федерации, и самих осужденных. Выезжаем, проводим семинары, круглые столы, оказываем содействие.
С этой целью у нашей организации СОНК подписано соглашение с ГУФСИН, по нему члены организации могут выезжать в колонии, проводить семинары, оказывать помощь. Я выезжал в колонии, не будучи членом ОНК, оказывал юридическую помощь.
— В чем тогда отличие от статуса члена ОНК?
— СОНК не работает по жалобам, мы оказываем консультативную помощь. Допустим, у человека есть вопросы по жилищному праву. Наши специалисты приезжают в колонию и рассказывают, как поступить в той или иной ситуации, чтобы решить вопрос с жильем. Или, допустим, человек уже выходит, обращается: я не знаю, куда мне обратиться, я детдомовец, выхожу на волю, а у меня нет жилья, что мне делать? И мы просто шаг за шагом советуем: пока ты в колонии, ты можешь сделать запросы, потому что, согласно нашему законодательству, всем детдомовцам должны выдавать жилплощадь. Должно быть какое-то знание, что он может, на что имеет право, какой порядок.
В том числе мы оказываем содействие – этим занимается и организация СОНК, и наша общественная комиссия – в получении рабочих мест людям, которые, находясь в колонии, могут работать на воле. Речь про колонии-поселения. Проблема в том, что 15-20% тюремного населения, находясь в колонии, не работают по различным причинам – нет работы, нет заказов, не хотят работать.
Но если человек работает – это один из признаков того, что он на пути исправления, и это засчитывается в характеристике. А характеристика в свою очередь влияет на получение условно-досрочного освобождения.
В колониях общего, строгого, особого режима осужденные могут работать только в системе, в закрытой исправительной колонии. Иначе в колонии-поселении – у осужденных есть возможность работать на воле, например, на гражданских стройках.
Мы ведем переговоры с различными коммерческими организациями, чтобы они этих людей брали. Естественно, им платят зарплату, это официальная работа по Трудовому Кодексу. На эти средства осужденный может отовариться в магазинах, может гасить иски и т.д. Вот чем занимается СОНК. Это одна из немногих организаций в Приморском крае, которая занимается этими вопросами – именно ресоциализацией, адаптацией и оказанием помощи в трудоустройстве.
И как председатель ОНК Приморского края, эти вопросы я ставлю в приоритет.
В ОНК нас пришло 26 человек. Первым делом мы, конечно, избрали рабочие органы, т.е. председателя, заместителей, секретаря.
— Созыв начал работать в период действия ограничительных мер, в связи с коронавирусом. Как выстроили свою работу в этих условиях?
— Да, эпоха коронавируса – никуда не поедешь, ничего не сделаешь. Но мы все же посетили ряд учреждений, проверили как раз, как идет работа по недопущению распространения коронавируса. Посетили СИЗО-1. Сами, понятное дело, в масках, перчатках.
— И как в СИЗО спасаются от коронавируса?
— Там делают все, что необходимо в этом случае. Это и антисептики, и измерение температуры, постоянная уборка территории и помещений. Видно, что работа ведется.
— Нет случаев заражения?
— Мы постоянно запрашиваем информацию. На 8 мая случаев заражения не было.
— А вы только в СИЗО были или где-то еще удалось?
— С перемещением есть проблема. Мы сделали запрос к правительству Приморского края с просьбой разрешить нам передвигаться, как постоянно действующей комиссии. И до сих пор его еще рассматривают. Не знаю, разрешат или не разрешат. Дело в том, что мы, как организация, не попадаем в тот перечень, который установлен. Поэтому пропуск, который позволял бы нам ездить по Приморскому краю, мы не получили. Но потихонечку, так сказать, чтоб нас никто не видел, небольшими группами, перебежками мы перемещаемся.
Недавно были в 20-й колонии в Заводском – посмотрели, как там. У них бокс для тех, кого если обнаружат, не дай бог, с подозрением на коронавирус, на момент проверки не был готов. И мы сделали рекомендацию привести его в готовность. Естественно, эта рекомендация была принята, и тут же все наладили. В остальном все хорошо, постоянно идет трансляция по радио о том, что надо соблюдать дистанцию. Тоже обрабатываются помещения, антисептик есть, температуру измеряют у осужденных два или три раза в день.
— А у сотрудников? Ведь они могут принести вирус. Была информация по колонии в Хасанском районе.
— Да, по 26-й колонии, мы выясняли, что там. Действительно, заболел сотрудник, но слава богу, он переболел, все нормально, выздоровел. Он не успел донести вирус осужденным. Контакта не было. Нам официально ответили, что в колонии никто не заболел. Ну и хорошо.
— Конечно. Потому что если проникнет вирус, то в колонии легче всего получить очаг.
— Есть слабые места. По СИЗО, например, мы нашли один возможный источник проникновения. Мы сделали рекомендацию, но здесь уже зависит не от нас.
— А о чем именно речь?
— Смотрите, когда задержанные прибывают в СИЗО, они сидят на 20-дневном карантине. То есть их никто не трогает. 20 дней прошло, и потом его переводят в общую камеру, как обычно. Потом следственные органы вызывают задержанного к себе в кабинет на действия. Арестованный съездил к следователю, с ним контактировал, и по пути тоже контактировал с людьми, а его потом обратно вернут в ту же общую камеру. Нет бы в карантин, чтобы он не мог от следователя ничего привезти, а его в общую камеру.
Мы рекомендации, конечно, сделали. Сейчас отменены все длительные и краткосрочные свидания. Краткосрочные проходят за стеклом. Так как они отменены, то, в принципе, следователь мог бы приезжать в СИЗО и за стеклом общаться с арестованным без риска передачи этого вируса.
Но это уже работа уголовно-исполнительной системы.
— Почему тогда отменили краткосрочные свидания, если действительно контакта нет?
— Но есть контакт с сотрудниками учреждения. Заходит посетитель, допустим родственник, он же контактирует с другими. А вдруг он болеет, сотруднику передастся, от сотрудника потом дальше.
— Были ли у вас обращения от арестованных, что кого-то, возможно, уже по срокам "передержали" в СИЗО? В связи с нерабочими днями и судебная система "замерла".
— Раньше, до коронавируса, обращались. Но сейчас таких жалоб не поступало. Думаю, заключенный тоже понимает, что есть опасность заражения. Они же следят за новостями. Умирают люди, причем все без разбора, в том числе и врачи умирают. Поэтому, думаю, здесь в большей степени играет то, что сохранность жизни главнее, чем пребывание лишний месяц в СИЗО. Я думаю, из-за этого, по крайней мере, таких жалоб не было.
— А на что жалуются, с какими обращениями новому созыву уже удалось поработать?
— Недавно мы были в спецшколе в Уссурийске, с проверкой тоже. Там возник конфликт между воспитанниками, два мальчика подрались, вопиющий случай. Но министерство образования пошло нам навстречу конечно же, и на следующий же день, когда стало известно об этом случае, члены ОНК выехали на место.
Если говорить о защите от коронавируса – это мы проверили попутно, там не проводят до конца те мероприятия, которые должны быть. Воспитанники ходят без масок, нет агитации про коронавирус.
Кроме этого, на случай каких-то эксцессов даже нет тетради для записи нарушений. Как по этой ситуации получилось. Нам говорят, мы составляем акт. Но ведь могут и не составлять. По этому же случаю, когда была драка, мы все узнали только через три недели после инцидента. Только потому, что это случайно выплыло в Интернете. Они не хотели выносить сор из избы. Есть такие моменты. Сейчас, конечно, прокуратура и следственный комитет разбираются по этому делу. Они, я надеюсь, наведут порядок.
— Часто там такие ситуации возникают?
— Слава богу, нечасто. Это был единичный случай за последние два-три года. Но такое бывает, надо держать на контроле. Это же дети. Тем более видите, надо понимать, что обычный ребенок туда не попадет. Он должен совершить ряд серьезных правонарушений, чтобы попасть именно туда. Причем попадают именно по решению суда.
Было еще одно интересное обращение, мы по нему разобрались, но на место не выезжали в итоге. Помните, был местный блогер, которого якобы незаконно посадили в больницу.
— Да, совсем недавняя история. Его поместили в психиатрическое учреждение.
— Но это очень странная история. К нам было обращение, что якобы его забрали насильно, пропал человек и срочно найти его надо. Но оказалось, что не насильно. Процессуально здесь вообще придраться не к чему. Как мы выяснили, он постоянный пациент этой больницы. И он не пропадал. Все-таки был суд, его по суду туда привели, и он был в учреждении по предписанию суда.
По нашей части мы не увидели здесь каких-либо нарушений. Что касается его лечения – тоже здесь придраться не к чему. ОНК не может комментировать действия лечащего врача, и это не в нашей компетенции. Мы посоветовали, если он считает, что были права нарушены, обратиться в прокуратуру, в следственный комитет. Если есть состав, пусть расследуют. Но я так понял, последовало только заявление по YouTube и все, человек никуда не обращался.
С учетом ограничений по поездкам, мы, конечно, ведем прием жалоб по электронной почте и в письменном виде. Жалобы приходят разные совершенно.
— Что еще удалось сделать с новым составом ОНК?
— Как я сказал, мы посетили определенные места принудительного содержания, а кроме того, провели онлайн-семинар для членов ОНК.
Из 26-ти человек 8-9 – опытные члены ОНК, а остальные новички. Они хотят работать, но не знают как. Поэтому по Скайпу, насколько это возможно, в доходчивой форме рассказывали, как готовиться к посещению учреждения ФСИН, как проводить посещение мест принудительного содержания, на что обращать внимание, какие брать с собой приборы. Вот видите, у меня прибор лежит, чтобы измерять уровень освещения. Вот, допустим, градусник, в помещении должно быть не меньше 18 градусов. И тому подобное. Мы провели семинар, чтобы люди хоть понимали, что делать. А то знаете, когда человек не понимает, он заходит в колонию – и что дальше, куда ему пойти, что посмотреть, непонятно. Мы довели до них всю нормативно-правовую базу, которая существует в уголовно-исполнительной системе. Поэтому на этом этапе хотя бы ознакомились, вообще что такое СИЗО, что такое ИВС, какие там нормативы, чем должен быть обеспечен заключенный, чем должен быть обеспечен задержанный, какие там ложка, кружка, поварешка, тазик, вода и тому подобное.
— В этом созыве, вы сами верно отметили, и четверти нет тех, кто имеет опыт работы в ОНК. Опытных правозащитников, действительно, единицы.
— Назначает Общественная палата Российской Федерации. Не все члены из прошлого созыва подали заявки.
— А почему, как считаете?
— Наверное, какие-то жизненные обстоятельства. Всего было подано 42 заявки, из 42-х выбрали 26. По каким критериям, мы не знаем. Голосование по каждому человеку происходит в Общественной палате. Были назначены 26 человек, и вот мы работаем.
— Также обратила внимание, что снизилась численность ОНК.
— Да, было 42 человека. Снизили до 26-ти, на законном основании по количеству в каждом субъекте. Это, опять же, устанавливается Общественной палатой, и публикуется список, где сколько человек. По закону можно до 40 человек набирать, но в данном случае, по Приморскому краю, палата решила, что достаточно 26-ти.
Но я хочу сказать, что у нас все равно многочисленная комиссия. Возьмите другой субъект – ну такие, большие комиссии, Москва, Московская область, Санкт-Петербург, Ленинградская область, Краснодар может быть, и Приморский край. А в остальных там 2— 4 человека, может быть, 6. Так что у нас нормальная комиссия.
Больше на самом деле и не нужно, вот поверьте мне. Должна быть боевая сплоченная группа, которая могла везде ездить и оперативно заниматься вопросами. Когда людей очень много, в этом ничего хорошего. Я знаю, что некоторые люди за 3 года работы в ОНК не посетили ни одной колонии. Зачем такие люди?
— В прошлом созыве со стороны членов были нарекания, что по идее, это должен быть коллегиальный орган, но не получилось, системности не хватало. Это с чем связано? С тем, что было много людей?
— Зависит от руководителя, как он сплотит коллектив. Я сразу сказал как руководитель, что у нас наблюдательная комиссия открытая, у нас общий чат, постоянно каждый день в нем общаемся. Постоянно какие-то документы, обновления, приказы, отчеты, всё, что связано с ОНК и правозащитой – все тут же публикуется в чате. Сделали облачное хранилище, где это все хранится.
Мы открытая организация и для общества Приморского края, чтобы люди о нас знали и понимали, чем мы занимаемся.
— Кто члены ОНК? Расскажите о профессионалах, кто профессиональные правозащитники в вашей организации.
— На самом деле, термин "правозащитники" может быть не совсем правильным в адрес ОНК. Да, мы занимаемся этими вещами, но иногда же правозащитники могут немного перегибать в сторону заключенных. Заключенный заключенному рознь, и бывают случаи, когда просто человек хочет расшатать систему, или категорически отвергает порядок, он встал на путь не исправления, а на путь вора в законе, допустим. И такие же люди бывают, не все же такие гладкие и пушистые.
Бывают же, такие, кто говорит, что не приемлет российского законодательства, и будет воровать.
— Как это связано с защитой прав заключенного во время пребывания в местах лишения свободы?
— Таких много на самом деле. Если мы видим, что человеку наши действия и наша работа не нужна, то смысл тогда на него тратить свое время и силы, если человек просто не приемлет. Иногда бывают такие случаи, когда у человека возникает в колонии конфликт с сотрудником, ну всякое бывает. Сотрудник к нему предвзято относится – и вот посыпались взыскания, и ШИЗО, и карцер и тому подобное. Мы, если видим, что такая система существует, сами выезжаем, встречаемся и разбираем, почему вышел конфликт.
А бывают случаи, когда мы просто человека убеждаем: давай так, начальник колонии пойдет навстречу тебе, но ты тоже должен исправиться. И бывали случаи, когда человек понимает, исправляется, нормально себя ведет, подходит время УДО, у него нормальная характеристика, все взыскания погашены, и он нормально выходит, и потом еще говорит нам спасибо, что вовремя остановили от таких вот противоправных действий, что мог бы еще что-то натворить и еще там дальше остаться. И такое бывает.
— То есть берете на себя миссию модераторов процесса.
— Это наша цель. Люди, на самом деле, вот правильно вы сказали, в нашей комиссии совершенно разные, из разных сфер. Каждый со своими знаниями, умениями, но, главное, с желанием работать. И правозащитники, и бывшие прокуроры, например, Евгений Янченко. Допустим, Эдуард Климов – он вообще связан с рыболовством (медиахолдинг Fishnews). У меня как раз знания по правам